если б я был султан - я б имел всех жен
Ау, которое я навряд ли распишу до макси. Слэш
Название: Колесо жизни
Автор: fandom Marvel 2016
Бета: fandom Marvel 2016 и анонимный доброжелатель
Размер: миди, 4344
Пейринг/Персонажи: Тор Одинсон/Роберт Рейнольдс и наоборот, остальные упоминаются
Категория: слэш
Жанр: AU, драма, ангст, POV-Роберта, hurt/comfort, местами флафф.
Рейтинг: NC-17
Канон: комиксы, события после Секретных войн, а так же упоминаются события Темного правления, Осады, Невероятных Мстителей (Uncanny Avengers) #9-22 (2012).
Краткое содержание: По прошествии 40 лет после своего воскрешения Часовой вернулся обратно на Землю, но полностью не смог сжиться с людьми из-за опыта загробной жизни и внешнего смертоподобного вида. Только с Тором он смог найти общий язык, а после и любовь. Но вещие видения Роберта и его страхи говорят, что его счастью наступит конец. Он старается сказать обо всем, что лежит на его душе, пока не поздно.
Примечание/Предупреждения: Внешний вид персонажей таков: Тор и Роберт. Особенности самой AU: Роберт после Смерти объединился с Мраком в одно целое. И хотя при первых встречах выдавал признаки "сумасшествия", за время полета в космосе влияние Семени Смерти уменьшилось, поэтому он не такой безумный.
Для голосования: #. fandom Marvel 2016 - "Колесо жизни"
После моей смерти мы встретились в третий раз. Я недавно вернулся из космоса, где пробыл долгих сорок лет. На Земле меня ждали постаревшие друзья: кто-то погиб, кто-то отошел от дел, отдав свое имя молодым героям. На Земле меня ждала пустошь и тюрьма. Старк сразу сказал, что искал добросовестного смотрителя, способного обуздать бунтующих заключенных. Я понял, что это идеальное место для такого, как я. Для Смерти. Не нужно сдерживать себя с теми, кто сбежал.
Я даже не сразу узнал тебя: ты обзавелся бородой и протезом, лишился молота. Еще тогда я не знал, что наши разговоры и твоя слежка за мной станут чем-то большим. Я не знаю, как ты смог простить меня за то, что я уничтожил Асгард еще в прошлой жизни, как убил твоего брата. Но ты смог - в отличие от других.
Я не уверен, что они до конца простили мне то темное правление Озборна. Хотя я слышал, что меня похоронили с почестями, сказали много хороших слов на могиле, даже плакали. Если так, то почему теперь они сторонятся меня?
Ты понимал больше, Тор. Ты пережил смерть и знаешь это странное чувство. Ты видел мертвых в царстве Хель, ты говорил с переродившимся Бальдром, ты пережил несколько Рагнареков. И вот ты увидел меня, и ты не боялся меня.
Мы оба все еще влажные после секса; я смотрю на несколько коротких прядей, что прилипли к твоему лбу и слегка завились над морщиной. Говорю тихо и четко, когда ты неотрывно смотришь на впадину между моих ключиц:
— Тор, я боюсь того, что случится.
Плевать, что ты отдал это имя женщине — на время, пока она оказалась достойна магического молота. Я люблю его больше, чем звать тебя по отцу. Оно говорит, что ты всего лишь сын Одина, один из многих. Что твой отец важнее тебя. Для меня ты важнее, чем остальные боги. Пусть даже владеющие могущественной силой. Я убивал богов еще в прошлой жизни. Если нужно, убью и в этой.
Ты медленно поднимаешь на меня взгляд. Судя по сквозящему в нем легкому огорчению, я отвлек тебя от созерцания чего-то чудесного.
— Что должно случиться, Роберт? — спокойно спрашиваешь, тем не менее, я знаю, что ты уже готов ко всему, что я скажу, даже если это будет нечто невообразимо глупое.
Не буду лгать – мне трудно даются слова, я много раз представлял тот момент, когда я скажу тебе о своих переживаниях. После них неминуемо начнется ссора. Даже если я постараюсь сказать их как можно мягче.
— Ты ведь нашел способ воскресить своих близких, — взвешиваю каждое слово на языке, их вес тяжелыми гирями тянет вниз, — И среди них будет леди Сиф.
Не заметил, но, похоже, я только что пропустил разряд молний из твоих глаз. Или я додумал это? Я всё еще боязливый человек, мнящий себя преодолевшим смерть.
— Будущее меняется, любовь моя, — ты решил вести словесную битву с малейшей кровью, — Еще вчера сегодня нам казалось иным.
— Мне не достаточно этих пафосных фраз, — дерзну едко сказать в ответ. — Я боюсь своей ревности и того, на что она меня подвигнет, если ты меня не остановишь!
Вижу, как ты смотришь на меня с мудростью прожитых лет. Я снова чувствую себя неуверенным подростком, Бобом-тряпкой, Бобом-эгоистом, Бобом-я-сломаю-тебе-жизнь-своей-ревностью-и-тайнами-как-только-ты-будешь-со-мной-в-отношениях. Некоторые говорят, что ты импульсивен, а для тонких, хрупких чувств у тебя слишком грубые душа и ум.
— Почему ты не веришь в себя?
Они ошибаются. Порой ты видишь меня насквозь. Кто научил тебя читать подобных мне? Ты придвигаешься и убираешь мои седые волосы назад, гладишь осторожно и ласково, словно боишься меня отпугнуть. Я отвожу взгляд в сторону. Мне есть, что тебе сказать в ответ. Мне лишь стыдно за свою ошибку, перешедшую с прошлой жизни, оставленную для шлифования моей души. Я не хочу тебя делить с кем-либо другим. Не хочу, чтоб у тебя были любовницы или любовники. Я знаю, в прошлом и настоящем ты не задерживался на ком-то одном, а мог любить двоих. Ты гладишь меня дальше, проводишь кончиками пальцев за ухом, пересекаешь черту по шее к той точке между ключиц, которую рассматривал минутами ранее.
— Я, — начинаю уверенно, сохраняя голос твердым — верю.
Как жаль, что это неправда.
— Ужель не доверяешь мне, тогда?
Твой вопрос — ловушка, и моя душа-Ба1 попадает в эти силки, пытается вырваться, теряя перья. Ты же знаешь, как мне сложно доверится после того, как меня обманывали раз за разом. Мрак, Линда, «друзья», Озборн. Было ли это расплатой за наркоманию и намеренно скрываемую шизофрению? Или я вправду был недостоин того, чтоб мне говорили правду?
— Доверяю, — произношу коротко и взволнованно.
— Тогда почему ты думаешь, что я брошу тебя?
Невыносимо смотреть в твои глаза, ведь ты говоришь, ты прокалываешь словами-иглами канву моего сердца, вышиваешь свой рисунок, точно попадаешь в углубления, ведя свою красную нить. В моей голове друг друга сменяют веские причины: «так надо, тебе предназначено, ты будущий правитель, ты слишком любишь Асгард и его жителей, ты, в конце концов, до сих пор любишь её, Одинсон, и к тому же со мной невыносимо быть вместе, не боясь за свою жизнь». Ты точно не хочешь их слышать.
— Потому что, — говорю все еще до боли уверенно, — постепенно у тебя не будет времени прилетать ко мне, ты заведешь семью, наследников…
Ты резко присаживаешься на кровати, слегка сутулясь, смотришь на меня сверху вниз, и говоришь раздраженно и громогласно.
— Ты вторишь то, что было сказано ранее не раз. Неужели моих слов, моих поступков недостаточно, чтоб ты поверил, что я, Одинсон, действительно люблю тебя?
Хмуришь брови, и я понимаю, что хотел бы зацеловать эти две морщины и согнутую гармошкой кожу чуть выше переносицы, если бы только хватило сил приподняться, а не лежать оцепенело на кровати и холодно смотреть на тебя. Потому что во мне живет страх тебя потерять. Я лгу сам себе. Это страх осознания, что меня не достаточно, что я цепляюсь за тебя и лишаю свободы. Что я придумываю тебя вместо того чтоб видеть тебя настоящего.
— Ты можешь любить меня сколько угодно, — мой голос дрожит от злобы. — но у тебя есть судьба. И ты её выполнишь, хочешь ты этого или нет. Я видел это в своих видениях.
"Они возможные, Роберт, а не пророческие" — говорят твои губы, но седина твоих висков ведает иное, Тор. Ты стареешь от потерь, стареешь с веками, стареешь из-за меня. Помнишь, я как-то пытался выращивать растения, но, ни единый росток не принялся, земля была бесплодной, холодной, безразличной и мертвой, как и мое тело. Я забираю жизнь.
— Я НЕСУ СМЕРТЬ!
Я изранено кричу, покинув нашу кровать. Смотрю на тебя светом своих адских глаз, ненавистных мною, глаз, вселяющих ужас в людей, разделяющих меня с ними рекой непонимания и нечеловечности. Как и моя кожа синего цвета. «Покойник», «мертвец», «зомби», «трупак» — что только не услышишь о себе.
— Ты упрямо этого не видишь, Тор. Ты… — слышу свой голос как издалека, сколько во мне злобы на того, кто этого не заслуживает. — думаешь, что если ты скажешь, что это все неправда, это сразу исчезнет. Нет, Тор. Так не РАБОТАЕТ!
— А как работает, Роберт? — ты взрываешься не так ослепительно, как должны это делать звезды: без грохота и света, — Как должно быть, по-твоему? Мне сторониться тебя и позабыть все, через что мы прошли с тобою вместе?
— Жить с живыми, – отворачиваю голову. Это мой последний выпад.
— Этот совет ты сказал самому себе.
Слышу твои шаги в сторону балкона, но мне не хочется смотреть, соберешься ли ты и улетишь сейчас, или это перемирие между нашими далекими странами смерти и жизни.
Аккуратно заменяю все проржавевшие и сколотые шестеренки в механизме настенных часов. Прикладываю пинцетом тонкие диски с зазубринами в резьбу. Я знаю, что я не прав. И это меня жжет изнутри. Что я мог бы сказать в свою защиту, когда ты оставил после себя смятую кровать? Ты еще не ушел от меня, но постепенно будешь это делать, не спрашивая, не оставляя за собой записок или намеков. Или я опять выдумываю тебя? Отрываюсь от своей работы и смотрю в окно, где солнце ласкает лучами мертвую пустошь и капище из ослепительно белого камня, куда люди свозят своих покойников в призрачной надежде на мое милостивое воскрешение. Или тяжелобольных, в другой, не менее отчаянной надежде на мою богоподобную способность исцелять. Я не делаю ни того, ни другого. В прошлой жизни я боялся, что Мрак взамен убьет кого-то или нашлет болезнь. Теперь же я видел то, что было после смерти, и живым не понять очищения от всего, что прилипло к человеку за время пребывания на Земле. Но я их не виню, я знаю, что в мире, где смерть воспринимается как неведомое зло, её приближение связано с желанием отвратить неизбежное. В моем доме время течет медленно, лениво, как мед стекает тонким потоком из полупустого кувшина. Встаю с рабочего стола и подхожу ближе к панорамному окну. Прикасаюсь щекой к его прохладной поверхности, провожу рукой по прозрачной преграде между мной и внешним миром. Где-то вдалеке к капищу приближаются сгорбленные фигуры в красных аба2 и черно-белых куфиях3, в их руках носилки с темно-синим саваном. Две красные свечи-миражи приближаются к ряду разных по высоте стел и не спеша кладут носилки напротив нижайшей из всех. Отсюда я слышу начавшееся ритуальное пение — восхваляющая ода мне. Я не знаю автора, хотя подозреваю, что только человек, глубоко потерявший веру в разум, или же лишенный его, мог придумать этот текст, чтоб умилостивить меня, как божество. Зачем? Я ведь все равно не буду творить чудес. Фигуры не расходятся еще около получаса; я отхожу от окна в сторону своих часов.
— Пожалей мидгардцев, — ты смотришь на меня отчасти с просьбой, отчасти сурово, присев на бортик ванны.
Я лежу среди пены, приподняв голову из воды, не только для того, чтоб смотреть на потолок, но наблюдать за тобой краем глаз.
— Они должны понять тщетность этих просьб и подношений.
— Тебе стоит огласить им об этом.
— Я делал это не раз. Они не понимают.
Ты молчишь, а я жду, когда ты начнешь возрождать во мне сочувствие. Минут десять этого не происходит, что само по себе странно. Ты не настолько сдержан. Ты начинаешь уходить, Одинсон.
— Родители принесли дитя и все еще ждут тебя, — настаиваешь ты.
Я поворачиваю голову и отчужденно смотрю на тебя. Да хоть толпы скорбящих родителей, что я могу поделать со смертью, Одинсон?
— Успокой их, если тебя это действительно волнует, Тор, — отвечаю холодно.
Ничего. Нет ни криков, ни хмурых бровей, ни хватки твоих рук, а только твой изучающий взгляд. Я приподнимаюсь и устраиваю руки на бортик, рядом с тобой, укладываю подбородок на них, смотря в твои глаза с интересом.
— Ты же знаешь, что я не полечу.
— Полетишь, – утверждаешь ты.
Я улыбаюсь со смешком и прячу ехидную улыбку в руке. Не думай, что у тебя получится выиграть этот бой. Моей злобе нет предела.
— Не собираюсь.
— Полетишь.
— Не будь ребенком.
— Полетишь, Роберт.
Я приподнимаюсь на вытянутых руках и оказываюсь напротив тебя так близко, что вижу тонкие морщины в уголках твоих глаз. А еще я вижу твое упорство, твое требование и любовь к мидгардцам. Ты божественно красив, я бы поцеловал тебя, но тогда ты выиграешь и заставишь меня пойти на уступки.
— Скорее мы поженимся, чем я туда полечу.
Успеваю только хмыкнуть, как ты хватаешь меня и тащишь к балкону, игнорируя то, что запачкаешь свою одежду, найденную мной для тебя. Ты ощутимо сжимаешь пальцы на моей пояснице, пока я вижу смену ванной плитки на паркет и листы металла. Точно так же резко ощущаю, как ты меня усаживаешь на перила и смотришь повелительно, уверенно, сжимаешь предплечья так, что я слышу, как одно хрустит под твоим протезом. Трещина, или перелом все же? Я зловеще улыбаюсь и чувствую, как мои глаза начинают теплеть, набирая мощь, чтоб выстрелить в тебя. Позади меня только пустыня, черное небо, запачканное звездами и молодым месяцем.
— Не заставляй меня это делать.
Твой грубый голос, словно старый и некогда любимый трек из мп3-плеера. Знакомый, щемящий от ностальгии. Кажется, таким ты приветствовал меня в первый раз после моей смерти.
— Мне все равно, с какого этажа ты меня сбросишь, любимый, — мне действительно смешно и я заливисто смеюсь, представляя, как далеко внизу размозжатся мои внутренности по песку.
— Ты полетишь, Роберт.
Если бы я мог, я бы не затевал всего этого, но мой страх сильнее меня — он пожирает меня, отравляет меня. С каждой секундой он пробует меня, как новое, доселе не съеденное блюдо. Может, добавите немного перцу, господин Страх, вы все же едите протухшее мясо.
— Нет, я упаду – тихо спорю с тобой, зная, что могу в любой момент ударить тебя светом. Но ты не даешь мне повода.
— Ты полетишь.
Качаю головой отрицательно, и ты меня отпускаешь. Я вижу, как этажи моей башни мелькают передо мной, а чувство полета манит и убаюкивает. Я готов умереть сейчас, если бы это было возможно.
Ветер колеблет плащ около стелл. Смотрю, как пожилая пара удаляется к уцелевшей ещё до столкновения миров машине. Это не их машина – понятно по стертой наклейке "Пр..ат №1..5..5" на лобовом стекле и искривленной дверце заднего сидения за водителем. Такой приезд им стоил нескольких месяцев тяжелого труда. И зачем? За подобные средства они могли бы сами похоронить своего сына, а так этим занимаюсь я. Более низкая фигура, оборачивается назад, остановившись, и смотрит на меня долгим, испытующим взглядом. Я гляжу ей в ответ, и мы понимаем друг друга без слов. Женский хриплый вопль проклинает пустошь.
Ты спишь. Я смотрю в потолок. Мне кажется, что мы состарились еще на один год.
Выглядывая из-за края арки, я вижу, как на кухне ты себе делаешь латте в кофемашине. Ты смотришь на чашку, остановившись на мгновение, прежде чем выпить. Сейчас ты повернешься к шкафу, достанешь два куска сахара и вслух пожалуешься, что он слипается. Ты босой, в серых шортах, часть волос непослушно лежит на плечах, а часть спадает на спину. Сколько мне еще предначертано встречать тебя здесь? Сколько дней, Создатель?
— Иди ко мне.
Напряженно выдыхаю, скидывая с себя переживания, и подхожу к тебе не спеша, хотя твои объятья уже раскрыты. Ты нежно целуешь в шею, как шелк соскальзывает с тела. Мне не хватает слов, чтоб сказать, насколько сильно я тебя люблю.
— Просто молчи, — приказываешь ты с волнением.
Я провожу рукой по твоим золотым волосам, пытаясь привести их в порядок, пока ты дышишь тепло мне в шею. Пробегаю пальцами по седым прядям и осторожно касаюсь за ухом, обнимая тебя другой рукой. В тишине меня обступают мысли и предсказания. Мы молчим несколько минут, пока ты не зовешь меня по имени. Настойчиво. Будто молишься или призываешь. Пытаешься дотронуться до меня. Только я уже не рядом с тобой, я где-то далеко, Тор. Там, где я совершенно один, где множество кошмаров наблюдают за мной тысячами глаз. "Роберт, Роберт, Роберт" – слышу это издалека, но кошмары приближаются, любимый мой. Тебе не прийти мне на помощь. Это моя битва, в которой цена за поражение — утрата всего, что я успел накопить, успел собрать и склеить, сложить и починить. Но здесь я чувствую себя беззащитным, не важно, сколько у меня сил в нашем мире. Я не помню ни дня, когда я мог спокойно вздохнуть и верить в свои силы.
Я не сразу понимаю, что я плачу навзрыд, а ты меня успокаиваешь. Что мои ноги подкошены, и держусь я только на твоих руках. Мои пальцы вцепились в твои плечи мертвой хваткой.
— Я хочу умереть! Убей меня! Убей меня! Сделай так, как ты тогда сделал!
Сам не понимаю, чей это истошный крик, чей это испуганный и истощенный голос.
— Будет, Роберт. Ты с этим справишься.
Ты стараешься меня поддержать, я это понимаю, но я не могу остановиться. Это сильнее меня. Для Мрака нашлась достойная замена.
— Тор, ничего не выйдет! Мне было хорошо до того, как они меня забрали. Зачем они меня позвали?! Зачем они дали мне ЖИЗНЬ?!
Смотрю вперед и не до конца понимаю, что это за две борозды расчертили стол на части и выжгли следы на полу. Мое сердце бешено стучит в груди, а ощущение страха сковывает и ослабляет. Ты здесь, Тор, я знаю. Ты со мной, но я не могу это сказать тебе сейчас.
— Я не просил… я был готов к безмятежности. Зачем…зачем?
Слабо проговариваю и рыдаю уже в твое плечо, чувствуя тепло твоего тела. Твоего горячего сердца, согревающего меня все эти годы существования на Земле после смерти.
Я ещё не полностью с тобой. Ты гладишь меня по голове и целуешь в висок.
— Те, кто сделал тебе больно, давно уже мертвы, — твои объятия становятся крепче, словно ты защищаешь меня. — А то, что мучает тебя — оно отступит, стоит лишь тебе показать свою силу.
Я поднимаю взгляд, и хотя перед глазами все размыто из-за части стоящих в глазах и собравшихся в уголках слез, тем не менее, вижу твою добрую улыбку. Ты стираешь несколько влажных дорожек и задерживаешь пальцы на моем подбородке.
— Ты до сих пор думаешь, что я сильный духом? — хрипло говорю я, и моя нижняя губа дрожит — Я столько плакал и отступал, что в этом сомневаюсь.
— Считаю. Ты не боишься жить.
Горько усмехаюсь. Какая ирония.
— Тор, если бы я был сильным, то вот этого позора сейчас бы не было.
— Нас бы тоже тогда не было, — говоришь убедительно и серьезно — Как и того вечера, когда тебе пришлось надеть шапку волшебника на мою голову.
Я коротко смеюсь: ты важно произнес свою последнюю фразу, будто она имела вселенское значение.
— Это был рождественский колпак.
— Пусть будет колпак, — соглашаешься, кивнув и слегка нахмурив брови. — Жизнь двояка, Роберт. И только в наших силах сделать так, чтоб в ней было больше света.
Да, я излучал свет в прошлой жизни, я это помню. Правда, я забывал об этом в часы своих приступов. Вижу в твоем взгляде вопрос: «Теперь ты в порядке?». Вместо ответа я просто искренне нежно целую тебя в губы, заведя ладонь под твои волосы, где уютно и тепло. Прихватываю губами твою верхнюю губу, глажу по щеке, чувствуя шершавость щетины.
Я пытаюсь смоделировать на планшете чертеж постройки электростанции на весь мой сектор, а ты слишком занят тем, что смотришь хоккей, устроив меня между своих ног на диване. Лениво пьешь пиво и изредка комментируешь происходящее, хотя знаешь, что я не люблю спорт. Я облокачиваюсь удобнее об твою грудь. За окном пыльная буря и в любом случае сейчас все разумные существа сидят по своим домам. Сегодня я хотел с тобой полетать. Видать, не судьба. В какое-то мгновение ощущаю, как ты настырно пробрался под мою футболку, и хаотично касаешься рукой груди.
— Я не думал, что тебя настолько заводит хоккей, — подкалываю тебя, не отрываясь от блокнота.
Ты весело смеешься, отпиваешь немного пива и нагло упираешься подбородком в мою голову. Я раздраженно фыркаю, но не прогоняю тебя.
— Не забудь завтра зарядить генератор башни, прежде чем полетишь в поселок.
— Хммм…внемлю, Космический защитник людей.
Тихо шиплю, поскольку ты зажимаешь правый сосок между своих пальцев и оттягиваешь его. Я медленно поворачиваю голову к тебе, сохранив чертеж и отложив планшет со стилосом в сторону.
— Доиграешься.
Ты делаешь вид, что не понимаешь, о чем вообще речь, и нагло захватываешь второй сосок протезированной рукой. Я прищуриваюсь и кидаю на тебя взгляд, который в других бы случаях просто испепелил твою голову. Ты с тем же безмятежным выражением лица задираешь на мне футболку. Выключаю телевизор, знаю, что ты сейчас уберешь от меня руки, поэтому сразу же разворачиваюсь к тебе с жадным и контролирующим поцелуем. Смять твои губы довольно просто, как и просто укусить за них, хотя ты и не подашь виду, что тебе больно. Привстаю, давая тебе передышку, и упираюсь руками об спинку дивана, смотря на тебя сверху вниз. Ты ухмыляешься от того, что удалось меня завлечь. Это пока. Сам невольно улыбаюсь, глядя в твои божественно бесстыжие глаза. Рассмеялся бы в лицо тем, кто распускает слухи, что секс ты тоже предлагаешь прямо, без увиливаний.
Чувствую, что ты сжимаешь мои ягодицы, совершенно не стесняясь. Ладно, иногда всё же прямо.
— Я тебе не разрешал, — прогоняю твою руку от себя, тем, что шлепаю по ее предплечью.
Ты смотришь вопросительно, видать, хотел сначала по-другому, но прости, мой милый бог, сегодня я решаю, что будет между нами. С нажимом провожу пальцем линию от виска к подбородку, наблюдая за тем, как меняются твои эмоции — как ты принимаешь мою власть все ещё строптиво. Нажимаю на подбородок, говоря низко и требовательно.
— Открой рот, я гляну на твой своенравный язык.
Ты делаешь, что тебе велено, с долей замешательства. Ощущаю слабый запах алкоголя, но и это можно исправить. Наклоняюсь ближе и провожу языком от края подбородка, через твои губы до носа.
— Молодец, – тихо шиплю и дарю поцелуй в щеку. — Можешь закрыть рот.
Я успеваю выставить руки вперед, когда ты опрокидываешь меня на диван и напираешь сверху с горящими от гнева глазами. Конечно я знаю, что ты был бы не против, если сейчас я втрахивал тебя в диван до того состояния, что ты едва приходишь в себя. Ощущаю, как быстро бьется твое сердце в груди.
— Договора не было на вольности и запреты.
Выдыхаю продолжительно и киваю головой.
— Но я тебя предупреждал, Тор.
Ты хмуришься, оставляя меня на диване, встаешь и грубо закидываешь на плече, чтоб отнести в спальню. Я только смеюсь.
Хватаю ртом воздух, откинув голову назад, пока ты ласкаешь меня, широко раскрыв мои ноги и насаживаясь ртом на член. Проводишь языком по головке, касаешься ствола, пока проникаешь тремя пальцами в меня. Я низко стону, порывисто опускаю руку и хватаю тебя за волосы, не позволяя отстраниться. Невольно мои бедра подрагивают, и я толкаюсь тебе в рот, желая поскорее получить дозу удовольствия. Ты берешь так глубоко, насколько можешь — до основания осталось немного, но и этого хватает. Когда слышу, что тебе становится трудно дышать, то выпускаю волосы, и за свою вольность получаю укусы за внутреннюю часть бедер. Хаотичные пометки твоей любви, болезненные и сладкие. Ты ставишь их в опасной близости к паху или на полпути к колену, окрашивая кожу в темно-синие узоры. Продолжаешь двигать рукой, так что я вздрагиваю, уже комкая в пальцах простынь от того, что ты раздвигаешь пальцы и ускоряешь темп.
— Трахни уже!
Ты перестаешь меня ласкать и насмешливо смотришь в мои глаза, устраивая ноги на своих плечах и ложась поверх меня. Вздергиваю наверх уголок губ, когда ты проникаешь, а потом кусаю тебя за губы, устроив свои руки на твоих боках. Мысли постепенно покидают мою голову и кажется, что я нахожусь под кайфом, как тогда, когда я кололся. Только потом не будет страшной ломки и это не сломает мою жизнь. Мне становится жарко, я лишь краем сознания понимаю, где нахожусь, когда ты целуешь мою шею, двигаясь быстро и резко, с большой силой, которую мало кто мог бы себе позволить выдержать. Прошу тебя. Зову по имени. Когда дрожат ноги, и я возношусь на небеса вместе с тобой.
У тебя красивый изгиб плеч и я не могу удержаться, чтоб не укусить тебя в одно из них до крови. Слышу твои хриплые стоны, когда я прижимаю тебя к себе за шею, не давая двигаться вместе со мной. Ты стоишь на четвереньках, раскрытый передо мной, прогнувшийся так, что касаешься грудью кровати. Мой любимый бог. Мой родной. Скольжу одной рукой по твоей груди, опускаюсь к животу и касаюсь оставшегося шрама от дерева Игдрасилль около твоей выпирающей тазовой косточки. Я мог бы снова схватить тебя за волосы и потянуть, но я не до конца доверяю себе, я не до конца принял то, что мне самому нравится то темное, что некогда называлось Мраком, хотя было настолько же Бобом, как я сам. Глушу свои стоны в твоей шее над лопатками. Боги, как же ты чудесен. Несколько тягучих, жарких минут и мы оба лежим на кровати. Я зацеловываю твои ключицы, пока ты шумно дышишь. Глажу живот, чувствуя, как мышцы расслабляются.
— Если они начнут праздник без тебя, ничего не случится.
Я уговариваю тебя, подкрепив свои слова легким поцелуем в бровь. Ты обнимаешь меня за шею и после некоторого времени отвечаешь размеренно.
— Я не могу опаздывать. К тому же…у тебя есть повод прилететь. Это и твой праздник.
Я отворачиваю голову и выдыхаю напряженно. Ну конечно, День рождения команды Мстителей. Я был им недолго, но достаточно, чтоб меня не любить.
— Меня там видеть не хотят. Смерти незачем прилетать на праздники рождения.
— Ты приглашен не как Смерть. А как Роберт.
Сглатываю и утыкаюсь лицом в изгиб твоей шеи. Мне все равно страшно. Я изгой, и всегда им буду. Разве я похож на кого-то из людей? Я даже не мутант. Мое место там, где нет живых – на кладбище, или в пустом космосе.
— Как мой возлюбленный.
Ты упорствуешь, и я благодарен тебе за это. За то, что ты напоминаешь мне, кто я есть на самом деле. Возможно, через годы, я буду принадлежать Жизни и смогу отплатить тебе сторицей, Тор. За твое терпение и поддержку, за веру, без которой я бы зачах. За то, что гладишь меня по спине и прижимаешь к себе, когда другие отвернулись.
— Я подумаю.
Улыбаешься расслабленно и устало прикрываешь глаза. Знаю, я мучаю тебя больше чем вся Империя скруллов с Таносом и Апокалипсисом вместе. Я задаюсь вопросом, почему ты всё продолжаешь прилетать ко мне, хотя я забираю твои силы и время. Неужели видишь во мне нечто похожее на себя?
— Тор, — я тихо зову, и ты сонно отвечаешь.
— Да, Роберт?
— Если я соглашусь, ты оденешь костюм?
Слышу недовольное сопение и ворчание, пока ты переворачиваешься набок и обнимаешь меня, как ребенок бы обнимал любимую плюшевую игрушку.
— Я подумаю.
Тихо смеюсь. Определенно мы похожи, по крайней мере по ответам.
— Который я тебе подарил для таких случаев. Бардовый.
Мнешь губы и все так же ослаблено отвечаешь.
— С тебя стального цвета костюм, — и прежде чем я попытаюсь отнекиваться, повелительно добавляешь — Не помышляй перечить Тору Одинсону.
Я оставляю едва ощутимый поцелуй около мочки уха и закрываю глаза. Я все равно не засну, но рядом с тобой я счастлив даже этому.
Ты нашел меня, или же знал, что к твоей безупречной божественной дороге присоединится иная, с выцветшим золотом? Догадывался ли, что мы будем ступать по широкому пути на равных? Понимал ли, что воссоздашь миниатюрное колесо жизни? Что ростки зерна твоей любви сплетутся с ростками зерна моей жизни?
Я не хочу открывать глаза, вырываться из шелковой пелены моих грез, надуманных, подстроенных, прилаженных ко мне, как часовая стрелка к циферблату. Я знаю, что уже не один, мне нужно двигаться дальше. Подальше. Отступить и отдать. Надлежит. Я не один. Я не властвую. Я впустил ветер, а гроза, его верная спутница, поспешила за ним сама. Как осенью деревья отдают листву земле, так и я неизбежно отдам часть себя. Как бы я не хотел удержать тебя в своих ладонях — пропущу сквозь пальцы. Как крупицы дней, осколки моментов, остатки лет.
Я настолько привык быть не один то время года, когда ты прилетаешь ко мне, смеешься, рассказывая, кого именно встретил по пути и что успели сделать "мидгардцы". И ни разу не говоришь о том, какими поступками я бы мог изменить их жизнь, хотя, как небезразличному, следовало бы замолвить слово. Ты меня жалеешь, хотя меня не за что жалеть. Все, что было раньше – я оставил во тьме, я растворил в себе настолько, что пришлось вымащивать новую дорогу для своего пути.
Я надеюсь, что наши дороги будут соединены еще долгие годы, прежде чем ты меня покинешь. Или я покину тебя. Я знаю, что смогу стать лучше. Просто не дай мне умереть.
1 — в древнеегипетской религии 1 из 6 сущностей человека, отвечающая за глубинную сущность и жизненную энергию человека. По верованиям египтян, душа-Ба состояла из совокупности чувств и эмоций (психика и сознание) человека. Изначально «ба» было присуще только фараонам и божествам, однако в Среднем царстве «ба» приписывается каждому человеку. Изображалось в виде птицы с головой человека.
2 — национальная одежда кочевых арабов, в частности, бедуинов. Представляет собой длинный плащ из верблюжьей шерсти с прорезями для рук. Используется также в качестве постели и мешка.
3 — мужской головной платок, популярный в арабских странах.
Название: Колесо жизни
Автор: fandom Marvel 2016
Бета: fandom Marvel 2016 и анонимный доброжелатель
Размер: миди, 4344
Пейринг/Персонажи: Тор Одинсон/Роберт Рейнольдс и наоборот, остальные упоминаются
Категория: слэш
Жанр: AU, драма, ангст, POV-Роберта, hurt/comfort, местами флафф.
Рейтинг: NC-17
Канон: комиксы, события после Секретных войн, а так же упоминаются события Темного правления, Осады, Невероятных Мстителей (Uncanny Avengers) #9-22 (2012).
Краткое содержание: По прошествии 40 лет после своего воскрешения Часовой вернулся обратно на Землю, но полностью не смог сжиться с людьми из-за опыта загробной жизни и внешнего смертоподобного вида. Только с Тором он смог найти общий язык, а после и любовь. Но вещие видения Роберта и его страхи говорят, что его счастью наступит конец. Он старается сказать обо всем, что лежит на его душе, пока не поздно.
Примечание/Предупреждения: Внешний вид персонажей таков: Тор и Роберт. Особенности самой AU: Роберт после Смерти объединился с Мраком в одно целое. И хотя при первых встречах выдавал признаки "сумасшествия", за время полета в космосе влияние Семени Смерти уменьшилось, поэтому он не такой безумный.
Для голосования: #. fandom Marvel 2016 - "Колесо жизни"
После моей смерти мы встретились в третий раз. Я недавно вернулся из космоса, где пробыл долгих сорок лет. На Земле меня ждали постаревшие друзья: кто-то погиб, кто-то отошел от дел, отдав свое имя молодым героям. На Земле меня ждала пустошь и тюрьма. Старк сразу сказал, что искал добросовестного смотрителя, способного обуздать бунтующих заключенных. Я понял, что это идеальное место для такого, как я. Для Смерти. Не нужно сдерживать себя с теми, кто сбежал. Я даже не сразу узнал тебя: ты обзавелся бородой и протезом, лишился молота. Еще тогда я не знал, что наши разговоры и твоя слежка за мной станут чем-то большим. Я не знаю, как ты смог простить меня за то, что я уничтожил Асгард еще в прошлой жизни, как убил твоего брата. Но ты смог - в отличие от других.
Я не уверен, что они до конца простили мне то темное правление Озборна. Хотя я слышал, что меня похоронили с почестями, сказали много хороших слов на могиле, даже плакали. Если так, то почему теперь они сторонятся меня?
Ты понимал больше, Тор. Ты пережил смерть и знаешь это странное чувство. Ты видел мертвых в царстве Хель, ты говорил с переродившимся Бальдром, ты пережил несколько Рагнареков. И вот ты увидел меня, и ты не боялся меня.
***
Мы оба все еще влажные после секса; я смотрю на несколько коротких прядей, что прилипли к твоему лбу и слегка завились над морщиной. Говорю тихо и четко, когда ты неотрывно смотришь на впадину между моих ключиц:
— Тор, я боюсь того, что случится.
Плевать, что ты отдал это имя женщине — на время, пока она оказалась достойна магического молота. Я люблю его больше, чем звать тебя по отцу. Оно говорит, что ты всего лишь сын Одина, один из многих. Что твой отец важнее тебя. Для меня ты важнее, чем остальные боги. Пусть даже владеющие могущественной силой. Я убивал богов еще в прошлой жизни. Если нужно, убью и в этой.
Ты медленно поднимаешь на меня взгляд. Судя по сквозящему в нем легкому огорчению, я отвлек тебя от созерцания чего-то чудесного.
— Что должно случиться, Роберт? — спокойно спрашиваешь, тем не менее, я знаю, что ты уже готов ко всему, что я скажу, даже если это будет нечто невообразимо глупое.
Не буду лгать – мне трудно даются слова, я много раз представлял тот момент, когда я скажу тебе о своих переживаниях. После них неминуемо начнется ссора. Даже если я постараюсь сказать их как можно мягче.
— Ты ведь нашел способ воскресить своих близких, — взвешиваю каждое слово на языке, их вес тяжелыми гирями тянет вниз, — И среди них будет леди Сиф.
Не заметил, но, похоже, я только что пропустил разряд молний из твоих глаз. Или я додумал это? Я всё еще боязливый человек, мнящий себя преодолевшим смерть.
— Будущее меняется, любовь моя, — ты решил вести словесную битву с малейшей кровью, — Еще вчера сегодня нам казалось иным.
— Мне не достаточно этих пафосных фраз, — дерзну едко сказать в ответ. — Я боюсь своей ревности и того, на что она меня подвигнет, если ты меня не остановишь!
Вижу, как ты смотришь на меня с мудростью прожитых лет. Я снова чувствую себя неуверенным подростком, Бобом-тряпкой, Бобом-эгоистом, Бобом-я-сломаю-тебе-жизнь-своей-ревностью-и-тайнами-как-только-ты-будешь-со-мной-в-отношениях. Некоторые говорят, что ты импульсивен, а для тонких, хрупких чувств у тебя слишком грубые душа и ум.
— Почему ты не веришь в себя?
Они ошибаются. Порой ты видишь меня насквозь. Кто научил тебя читать подобных мне? Ты придвигаешься и убираешь мои седые волосы назад, гладишь осторожно и ласково, словно боишься меня отпугнуть. Я отвожу взгляд в сторону. Мне есть, что тебе сказать в ответ. Мне лишь стыдно за свою ошибку, перешедшую с прошлой жизни, оставленную для шлифования моей души. Я не хочу тебя делить с кем-либо другим. Не хочу, чтоб у тебя были любовницы или любовники. Я знаю, в прошлом и настоящем ты не задерживался на ком-то одном, а мог любить двоих. Ты гладишь меня дальше, проводишь кончиками пальцев за ухом, пересекаешь черту по шее к той точке между ключиц, которую рассматривал минутами ранее.
— Я, — начинаю уверенно, сохраняя голос твердым — верю.
Как жаль, что это неправда.
— Ужель не доверяешь мне, тогда?
Твой вопрос — ловушка, и моя душа-Ба1 попадает в эти силки, пытается вырваться, теряя перья. Ты же знаешь, как мне сложно доверится после того, как меня обманывали раз за разом. Мрак, Линда, «друзья», Озборн. Было ли это расплатой за наркоманию и намеренно скрываемую шизофрению? Или я вправду был недостоин того, чтоб мне говорили правду?
— Доверяю, — произношу коротко и взволнованно.
— Тогда почему ты думаешь, что я брошу тебя?
Невыносимо смотреть в твои глаза, ведь ты говоришь, ты прокалываешь словами-иглами канву моего сердца, вышиваешь свой рисунок, точно попадаешь в углубления, ведя свою красную нить. В моей голове друг друга сменяют веские причины: «так надо, тебе предназначено, ты будущий правитель, ты слишком любишь Асгард и его жителей, ты, в конце концов, до сих пор любишь её, Одинсон, и к тому же со мной невыносимо быть вместе, не боясь за свою жизнь». Ты точно не хочешь их слышать.
— Потому что, — говорю все еще до боли уверенно, — постепенно у тебя не будет времени прилетать ко мне, ты заведешь семью, наследников…
Ты резко присаживаешься на кровати, слегка сутулясь, смотришь на меня сверху вниз, и говоришь раздраженно и громогласно.
— Ты вторишь то, что было сказано ранее не раз. Неужели моих слов, моих поступков недостаточно, чтоб ты поверил, что я, Одинсон, действительно люблю тебя?
Хмуришь брови, и я понимаю, что хотел бы зацеловать эти две морщины и согнутую гармошкой кожу чуть выше переносицы, если бы только хватило сил приподняться, а не лежать оцепенело на кровати и холодно смотреть на тебя. Потому что во мне живет страх тебя потерять. Я лгу сам себе. Это страх осознания, что меня не достаточно, что я цепляюсь за тебя и лишаю свободы. Что я придумываю тебя вместо того чтоб видеть тебя настоящего.
— Ты можешь любить меня сколько угодно, — мой голос дрожит от злобы. — но у тебя есть судьба. И ты её выполнишь, хочешь ты этого или нет. Я видел это в своих видениях.
"Они возможные, Роберт, а не пророческие" — говорят твои губы, но седина твоих висков ведает иное, Тор. Ты стареешь от потерь, стареешь с веками, стареешь из-за меня. Помнишь, я как-то пытался выращивать растения, но, ни единый росток не принялся, земля была бесплодной, холодной, безразличной и мертвой, как и мое тело. Я забираю жизнь.
— Я НЕСУ СМЕРТЬ!
Я изранено кричу, покинув нашу кровать. Смотрю на тебя светом своих адских глаз, ненавистных мною, глаз, вселяющих ужас в людей, разделяющих меня с ними рекой непонимания и нечеловечности. Как и моя кожа синего цвета. «Покойник», «мертвец», «зомби», «трупак» — что только не услышишь о себе.
— Ты упрямо этого не видишь, Тор. Ты… — слышу свой голос как издалека, сколько во мне злобы на того, кто этого не заслуживает. — думаешь, что если ты скажешь, что это все неправда, это сразу исчезнет. Нет, Тор. Так не РАБОТАЕТ!
— А как работает, Роберт? — ты взрываешься не так ослепительно, как должны это делать звезды: без грохота и света, — Как должно быть, по-твоему? Мне сторониться тебя и позабыть все, через что мы прошли с тобою вместе?
— Жить с живыми, – отворачиваю голову. Это мой последний выпад.
— Этот совет ты сказал самому себе.
Слышу твои шаги в сторону балкона, но мне не хочется смотреть, соберешься ли ты и улетишь сейчас, или это перемирие между нашими далекими странами смерти и жизни.
***
Аккуратно заменяю все проржавевшие и сколотые шестеренки в механизме настенных часов. Прикладываю пинцетом тонкие диски с зазубринами в резьбу. Я знаю, что я не прав. И это меня жжет изнутри. Что я мог бы сказать в свою защиту, когда ты оставил после себя смятую кровать? Ты еще не ушел от меня, но постепенно будешь это делать, не спрашивая, не оставляя за собой записок или намеков. Или я опять выдумываю тебя? Отрываюсь от своей работы и смотрю в окно, где солнце ласкает лучами мертвую пустошь и капище из ослепительно белого камня, куда люди свозят своих покойников в призрачной надежде на мое милостивое воскрешение. Или тяжелобольных, в другой, не менее отчаянной надежде на мою богоподобную способность исцелять. Я не делаю ни того, ни другого. В прошлой жизни я боялся, что Мрак взамен убьет кого-то или нашлет болезнь. Теперь же я видел то, что было после смерти, и живым не понять очищения от всего, что прилипло к человеку за время пребывания на Земле. Но я их не виню, я знаю, что в мире, где смерть воспринимается как неведомое зло, её приближение связано с желанием отвратить неизбежное. В моем доме время течет медленно, лениво, как мед стекает тонким потоком из полупустого кувшина. Встаю с рабочего стола и подхожу ближе к панорамному окну. Прикасаюсь щекой к его прохладной поверхности, провожу рукой по прозрачной преграде между мной и внешним миром. Где-то вдалеке к капищу приближаются сгорбленные фигуры в красных аба2 и черно-белых куфиях3, в их руках носилки с темно-синим саваном. Две красные свечи-миражи приближаются к ряду разных по высоте стел и не спеша кладут носилки напротив нижайшей из всех. Отсюда я слышу начавшееся ритуальное пение — восхваляющая ода мне. Я не знаю автора, хотя подозреваю, что только человек, глубоко потерявший веру в разум, или же лишенный его, мог придумать этот текст, чтоб умилостивить меня, как божество. Зачем? Я ведь все равно не буду творить чудес. Фигуры не расходятся еще около получаса; я отхожу от окна в сторону своих часов.
***
— Пожалей мидгардцев, — ты смотришь на меня отчасти с просьбой, отчасти сурово, присев на бортик ванны.
Я лежу среди пены, приподняв голову из воды, не только для того, чтоб смотреть на потолок, но наблюдать за тобой краем глаз.
— Они должны понять тщетность этих просьб и подношений.
— Тебе стоит огласить им об этом.
— Я делал это не раз. Они не понимают.
Ты молчишь, а я жду, когда ты начнешь возрождать во мне сочувствие. Минут десять этого не происходит, что само по себе странно. Ты не настолько сдержан. Ты начинаешь уходить, Одинсон.
— Родители принесли дитя и все еще ждут тебя, — настаиваешь ты.
Я поворачиваю голову и отчужденно смотрю на тебя. Да хоть толпы скорбящих родителей, что я могу поделать со смертью, Одинсон?
— Успокой их, если тебя это действительно волнует, Тор, — отвечаю холодно.
Ничего. Нет ни криков, ни хмурых бровей, ни хватки твоих рук, а только твой изучающий взгляд. Я приподнимаюсь и устраиваю руки на бортик, рядом с тобой, укладываю подбородок на них, смотря в твои глаза с интересом.
— Ты же знаешь, что я не полечу.
— Полетишь, – утверждаешь ты.
Я улыбаюсь со смешком и прячу ехидную улыбку в руке. Не думай, что у тебя получится выиграть этот бой. Моей злобе нет предела.
— Не собираюсь.
— Полетишь.
— Не будь ребенком.
— Полетишь, Роберт.
Я приподнимаюсь на вытянутых руках и оказываюсь напротив тебя так близко, что вижу тонкие морщины в уголках твоих глаз. А еще я вижу твое упорство, твое требование и любовь к мидгардцам. Ты божественно красив, я бы поцеловал тебя, но тогда ты выиграешь и заставишь меня пойти на уступки.
— Скорее мы поженимся, чем я туда полечу.
Успеваю только хмыкнуть, как ты хватаешь меня и тащишь к балкону, игнорируя то, что запачкаешь свою одежду, найденную мной для тебя. Ты ощутимо сжимаешь пальцы на моей пояснице, пока я вижу смену ванной плитки на паркет и листы металла. Точно так же резко ощущаю, как ты меня усаживаешь на перила и смотришь повелительно, уверенно, сжимаешь предплечья так, что я слышу, как одно хрустит под твоим протезом. Трещина, или перелом все же? Я зловеще улыбаюсь и чувствую, как мои глаза начинают теплеть, набирая мощь, чтоб выстрелить в тебя. Позади меня только пустыня, черное небо, запачканное звездами и молодым месяцем.
— Не заставляй меня это делать.
Твой грубый голос, словно старый и некогда любимый трек из мп3-плеера. Знакомый, щемящий от ностальгии. Кажется, таким ты приветствовал меня в первый раз после моей смерти.
— Мне все равно, с какого этажа ты меня сбросишь, любимый, — мне действительно смешно и я заливисто смеюсь, представляя, как далеко внизу размозжатся мои внутренности по песку.
— Ты полетишь, Роберт.
Если бы я мог, я бы не затевал всего этого, но мой страх сильнее меня — он пожирает меня, отравляет меня. С каждой секундой он пробует меня, как новое, доселе не съеденное блюдо. Может, добавите немного перцу, господин Страх, вы все же едите протухшее мясо.
— Нет, я упаду – тихо спорю с тобой, зная, что могу в любой момент ударить тебя светом. Но ты не даешь мне повода.
— Ты полетишь.
Качаю головой отрицательно, и ты меня отпускаешь. Я вижу, как этажи моей башни мелькают передо мной, а чувство полета манит и убаюкивает. Я готов умереть сейчас, если бы это было возможно.
***
Ветер колеблет плащ около стелл. Смотрю, как пожилая пара удаляется к уцелевшей ещё до столкновения миров машине. Это не их машина – понятно по стертой наклейке "Пр..ат №1..5..5" на лобовом стекле и искривленной дверце заднего сидения за водителем. Такой приезд им стоил нескольких месяцев тяжелого труда. И зачем? За подобные средства они могли бы сами похоронить своего сына, а так этим занимаюсь я. Более низкая фигура, оборачивается назад, остановившись, и смотрит на меня долгим, испытующим взглядом. Я гляжу ей в ответ, и мы понимаем друг друга без слов. Женский хриплый вопль проклинает пустошь.
***
Ты спишь. Я смотрю в потолок. Мне кажется, что мы состарились еще на один год.
***
Выглядывая из-за края арки, я вижу, как на кухне ты себе делаешь латте в кофемашине. Ты смотришь на чашку, остановившись на мгновение, прежде чем выпить. Сейчас ты повернешься к шкафу, достанешь два куска сахара и вслух пожалуешься, что он слипается. Ты босой, в серых шортах, часть волос непослушно лежит на плечах, а часть спадает на спину. Сколько мне еще предначертано встречать тебя здесь? Сколько дней, Создатель?
— Иди ко мне.
Напряженно выдыхаю, скидывая с себя переживания, и подхожу к тебе не спеша, хотя твои объятья уже раскрыты. Ты нежно целуешь в шею, как шелк соскальзывает с тела. Мне не хватает слов, чтоб сказать, насколько сильно я тебя люблю.
— Просто молчи, — приказываешь ты с волнением.
Я провожу рукой по твоим золотым волосам, пытаясь привести их в порядок, пока ты дышишь тепло мне в шею. Пробегаю пальцами по седым прядям и осторожно касаюсь за ухом, обнимая тебя другой рукой. В тишине меня обступают мысли и предсказания. Мы молчим несколько минут, пока ты не зовешь меня по имени. Настойчиво. Будто молишься или призываешь. Пытаешься дотронуться до меня. Только я уже не рядом с тобой, я где-то далеко, Тор. Там, где я совершенно один, где множество кошмаров наблюдают за мной тысячами глаз. "Роберт, Роберт, Роберт" – слышу это издалека, но кошмары приближаются, любимый мой. Тебе не прийти мне на помощь. Это моя битва, в которой цена за поражение — утрата всего, что я успел накопить, успел собрать и склеить, сложить и починить. Но здесь я чувствую себя беззащитным, не важно, сколько у меня сил в нашем мире. Я не помню ни дня, когда я мог спокойно вздохнуть и верить в свои силы.
Я не сразу понимаю, что я плачу навзрыд, а ты меня успокаиваешь. Что мои ноги подкошены, и держусь я только на твоих руках. Мои пальцы вцепились в твои плечи мертвой хваткой.
— Я хочу умереть! Убей меня! Убей меня! Сделай так, как ты тогда сделал!
Сам не понимаю, чей это истошный крик, чей это испуганный и истощенный голос.
— Будет, Роберт. Ты с этим справишься.
Ты стараешься меня поддержать, я это понимаю, но я не могу остановиться. Это сильнее меня. Для Мрака нашлась достойная замена.
— Тор, ничего не выйдет! Мне было хорошо до того, как они меня забрали. Зачем они меня позвали?! Зачем они дали мне ЖИЗНЬ?!
Смотрю вперед и не до конца понимаю, что это за две борозды расчертили стол на части и выжгли следы на полу. Мое сердце бешено стучит в груди, а ощущение страха сковывает и ослабляет. Ты здесь, Тор, я знаю. Ты со мной, но я не могу это сказать тебе сейчас.
— Я не просил… я был готов к безмятежности. Зачем…зачем?
Слабо проговариваю и рыдаю уже в твое плечо, чувствуя тепло твоего тела. Твоего горячего сердца, согревающего меня все эти годы существования на Земле после смерти.
Я ещё не полностью с тобой. Ты гладишь меня по голове и целуешь в висок.
— Те, кто сделал тебе больно, давно уже мертвы, — твои объятия становятся крепче, словно ты защищаешь меня. — А то, что мучает тебя — оно отступит, стоит лишь тебе показать свою силу.
Я поднимаю взгляд, и хотя перед глазами все размыто из-за части стоящих в глазах и собравшихся в уголках слез, тем не менее, вижу твою добрую улыбку. Ты стираешь несколько влажных дорожек и задерживаешь пальцы на моем подбородке.
— Ты до сих пор думаешь, что я сильный духом? — хрипло говорю я, и моя нижняя губа дрожит — Я столько плакал и отступал, что в этом сомневаюсь.
— Считаю. Ты не боишься жить.
Горько усмехаюсь. Какая ирония.
— Тор, если бы я был сильным, то вот этого позора сейчас бы не было.
— Нас бы тоже тогда не было, — говоришь убедительно и серьезно — Как и того вечера, когда тебе пришлось надеть шапку волшебника на мою голову.
Я коротко смеюсь: ты важно произнес свою последнюю фразу, будто она имела вселенское значение.
— Это был рождественский колпак.
— Пусть будет колпак, — соглашаешься, кивнув и слегка нахмурив брови. — Жизнь двояка, Роберт. И только в наших силах сделать так, чтоб в ней было больше света.
Да, я излучал свет в прошлой жизни, я это помню. Правда, я забывал об этом в часы своих приступов. Вижу в твоем взгляде вопрос: «Теперь ты в порядке?». Вместо ответа я просто искренне нежно целую тебя в губы, заведя ладонь под твои волосы, где уютно и тепло. Прихватываю губами твою верхнюю губу, глажу по щеке, чувствуя шершавость щетины.
***
Я пытаюсь смоделировать на планшете чертеж постройки электростанции на весь мой сектор, а ты слишком занят тем, что смотришь хоккей, устроив меня между своих ног на диване. Лениво пьешь пиво и изредка комментируешь происходящее, хотя знаешь, что я не люблю спорт. Я облокачиваюсь удобнее об твою грудь. За окном пыльная буря и в любом случае сейчас все разумные существа сидят по своим домам. Сегодня я хотел с тобой полетать. Видать, не судьба. В какое-то мгновение ощущаю, как ты настырно пробрался под мою футболку, и хаотично касаешься рукой груди.
— Я не думал, что тебя настолько заводит хоккей, — подкалываю тебя, не отрываясь от блокнота.
Ты весело смеешься, отпиваешь немного пива и нагло упираешься подбородком в мою голову. Я раздраженно фыркаю, но не прогоняю тебя.
— Не забудь завтра зарядить генератор башни, прежде чем полетишь в поселок.
— Хммм…внемлю, Космический защитник людей.
Тихо шиплю, поскольку ты зажимаешь правый сосок между своих пальцев и оттягиваешь его. Я медленно поворачиваю голову к тебе, сохранив чертеж и отложив планшет со стилосом в сторону.
— Доиграешься.
Ты делаешь вид, что не понимаешь, о чем вообще речь, и нагло захватываешь второй сосок протезированной рукой. Я прищуриваюсь и кидаю на тебя взгляд, который в других бы случаях просто испепелил твою голову. Ты с тем же безмятежным выражением лица задираешь на мне футболку. Выключаю телевизор, знаю, что ты сейчас уберешь от меня руки, поэтому сразу же разворачиваюсь к тебе с жадным и контролирующим поцелуем. Смять твои губы довольно просто, как и просто укусить за них, хотя ты и не подашь виду, что тебе больно. Привстаю, давая тебе передышку, и упираюсь руками об спинку дивана, смотря на тебя сверху вниз. Ты ухмыляешься от того, что удалось меня завлечь. Это пока. Сам невольно улыбаюсь, глядя в твои божественно бесстыжие глаза. Рассмеялся бы в лицо тем, кто распускает слухи, что секс ты тоже предлагаешь прямо, без увиливаний.
Чувствую, что ты сжимаешь мои ягодицы, совершенно не стесняясь. Ладно, иногда всё же прямо.
— Я тебе не разрешал, — прогоняю твою руку от себя, тем, что шлепаю по ее предплечью.
Ты смотришь вопросительно, видать, хотел сначала по-другому, но прости, мой милый бог, сегодня я решаю, что будет между нами. С нажимом провожу пальцем линию от виска к подбородку, наблюдая за тем, как меняются твои эмоции — как ты принимаешь мою власть все ещё строптиво. Нажимаю на подбородок, говоря низко и требовательно.
— Открой рот, я гляну на твой своенравный язык.
Ты делаешь, что тебе велено, с долей замешательства. Ощущаю слабый запах алкоголя, но и это можно исправить. Наклоняюсь ближе и провожу языком от края подбородка, через твои губы до носа.
— Молодец, – тихо шиплю и дарю поцелуй в щеку. — Можешь закрыть рот.
Я успеваю выставить руки вперед, когда ты опрокидываешь меня на диван и напираешь сверху с горящими от гнева глазами. Конечно я знаю, что ты был бы не против, если сейчас я втрахивал тебя в диван до того состояния, что ты едва приходишь в себя. Ощущаю, как быстро бьется твое сердце в груди.
— Договора не было на вольности и запреты.
Выдыхаю продолжительно и киваю головой.
— Но я тебя предупреждал, Тор.
Ты хмуришься, оставляя меня на диване, встаешь и грубо закидываешь на плече, чтоб отнести в спальню. Я только смеюсь.
***
Хватаю ртом воздух, откинув голову назад, пока ты ласкаешь меня, широко раскрыв мои ноги и насаживаясь ртом на член. Проводишь языком по головке, касаешься ствола, пока проникаешь тремя пальцами в меня. Я низко стону, порывисто опускаю руку и хватаю тебя за волосы, не позволяя отстраниться. Невольно мои бедра подрагивают, и я толкаюсь тебе в рот, желая поскорее получить дозу удовольствия. Ты берешь так глубоко, насколько можешь — до основания осталось немного, но и этого хватает. Когда слышу, что тебе становится трудно дышать, то выпускаю волосы, и за свою вольность получаю укусы за внутреннюю часть бедер. Хаотичные пометки твоей любви, болезненные и сладкие. Ты ставишь их в опасной близости к паху или на полпути к колену, окрашивая кожу в темно-синие узоры. Продолжаешь двигать рукой, так что я вздрагиваю, уже комкая в пальцах простынь от того, что ты раздвигаешь пальцы и ускоряешь темп.
— Трахни уже!
Ты перестаешь меня ласкать и насмешливо смотришь в мои глаза, устраивая ноги на своих плечах и ложась поверх меня. Вздергиваю наверх уголок губ, когда ты проникаешь, а потом кусаю тебя за губы, устроив свои руки на твоих боках. Мысли постепенно покидают мою голову и кажется, что я нахожусь под кайфом, как тогда, когда я кололся. Только потом не будет страшной ломки и это не сломает мою жизнь. Мне становится жарко, я лишь краем сознания понимаю, где нахожусь, когда ты целуешь мою шею, двигаясь быстро и резко, с большой силой, которую мало кто мог бы себе позволить выдержать. Прошу тебя. Зову по имени. Когда дрожат ноги, и я возношусь на небеса вместе с тобой.
***
У тебя красивый изгиб плеч и я не могу удержаться, чтоб не укусить тебя в одно из них до крови. Слышу твои хриплые стоны, когда я прижимаю тебя к себе за шею, не давая двигаться вместе со мной. Ты стоишь на четвереньках, раскрытый передо мной, прогнувшийся так, что касаешься грудью кровати. Мой любимый бог. Мой родной. Скольжу одной рукой по твоей груди, опускаюсь к животу и касаюсь оставшегося шрама от дерева Игдрасилль около твоей выпирающей тазовой косточки. Я мог бы снова схватить тебя за волосы и потянуть, но я не до конца доверяю себе, я не до конца принял то, что мне самому нравится то темное, что некогда называлось Мраком, хотя было настолько же Бобом, как я сам. Глушу свои стоны в твоей шее над лопатками. Боги, как же ты чудесен. Несколько тягучих, жарких минут и мы оба лежим на кровати. Я зацеловываю твои ключицы, пока ты шумно дышишь. Глажу живот, чувствуя, как мышцы расслабляются.
— Если они начнут праздник без тебя, ничего не случится.
Я уговариваю тебя, подкрепив свои слова легким поцелуем в бровь. Ты обнимаешь меня за шею и после некоторого времени отвечаешь размеренно.
— Я не могу опаздывать. К тому же…у тебя есть повод прилететь. Это и твой праздник.
Я отворачиваю голову и выдыхаю напряженно. Ну конечно, День рождения команды Мстителей. Я был им недолго, но достаточно, чтоб меня не любить.
— Меня там видеть не хотят. Смерти незачем прилетать на праздники рождения.
— Ты приглашен не как Смерть. А как Роберт.
Сглатываю и утыкаюсь лицом в изгиб твоей шеи. Мне все равно страшно. Я изгой, и всегда им буду. Разве я похож на кого-то из людей? Я даже не мутант. Мое место там, где нет живых – на кладбище, или в пустом космосе.
— Как мой возлюбленный.
Ты упорствуешь, и я благодарен тебе за это. За то, что ты напоминаешь мне, кто я есть на самом деле. Возможно, через годы, я буду принадлежать Жизни и смогу отплатить тебе сторицей, Тор. За твое терпение и поддержку, за веру, без которой я бы зачах. За то, что гладишь меня по спине и прижимаешь к себе, когда другие отвернулись.
— Я подумаю.
Улыбаешься расслабленно и устало прикрываешь глаза. Знаю, я мучаю тебя больше чем вся Империя скруллов с Таносом и Апокалипсисом вместе. Я задаюсь вопросом, почему ты всё продолжаешь прилетать ко мне, хотя я забираю твои силы и время. Неужели видишь во мне нечто похожее на себя?
— Тор, — я тихо зову, и ты сонно отвечаешь.
— Да, Роберт?
— Если я соглашусь, ты оденешь костюм?
Слышу недовольное сопение и ворчание, пока ты переворачиваешься набок и обнимаешь меня, как ребенок бы обнимал любимую плюшевую игрушку.
— Я подумаю.
Тихо смеюсь. Определенно мы похожи, по крайней мере по ответам.
— Который я тебе подарил для таких случаев. Бардовый.
Мнешь губы и все так же ослаблено отвечаешь.
— С тебя стального цвета костюм, — и прежде чем я попытаюсь отнекиваться, повелительно добавляешь — Не помышляй перечить Тору Одинсону.
Я оставляю едва ощутимый поцелуй около мочки уха и закрываю глаза. Я все равно не засну, но рядом с тобой я счастлив даже этому.
***
Ты нашел меня, или же знал, что к твоей безупречной божественной дороге присоединится иная, с выцветшим золотом? Догадывался ли, что мы будем ступать по широкому пути на равных? Понимал ли, что воссоздашь миниатюрное колесо жизни? Что ростки зерна твоей любви сплетутся с ростками зерна моей жизни?
Я не хочу открывать глаза, вырываться из шелковой пелены моих грез, надуманных, подстроенных, прилаженных ко мне, как часовая стрелка к циферблату. Я знаю, что уже не один, мне нужно двигаться дальше. Подальше. Отступить и отдать. Надлежит. Я не один. Я не властвую. Я впустил ветер, а гроза, его верная спутница, поспешила за ним сама. Как осенью деревья отдают листву земле, так и я неизбежно отдам часть себя. Как бы я не хотел удержать тебя в своих ладонях — пропущу сквозь пальцы. Как крупицы дней, осколки моментов, остатки лет.
Я настолько привык быть не один то время года, когда ты прилетаешь ко мне, смеешься, рассказывая, кого именно встретил по пути и что успели сделать "мидгардцы". И ни разу не говоришь о том, какими поступками я бы мог изменить их жизнь, хотя, как небезразличному, следовало бы замолвить слово. Ты меня жалеешь, хотя меня не за что жалеть. Все, что было раньше – я оставил во тьме, я растворил в себе настолько, что пришлось вымащивать новую дорогу для своего пути.
Я надеюсь, что наши дороги будут соединены еще долгие годы, прежде чем ты меня покинешь. Или я покину тебя. Я знаю, что смогу стать лучше. Просто не дай мне умереть.
1 — в древнеегипетской религии 1 из 6 сущностей человека, отвечающая за глубинную сущность и жизненную энергию человека. По верованиям египтян, душа-Ба состояла из совокупности чувств и эмоций (психика и сознание) человека. Изначально «ба» было присуще только фараонам и божествам, однако в Среднем царстве «ба» приписывается каждому человеку. Изображалось в виде птицы с головой человека.
2 — национальная одежда кочевых арабов, в частности, бедуинов. Представляет собой длинный плащ из верблюжьей шерсти с прорезями для рук. Используется также в качестве постели и мешка.
3 — мужской головной платок, популярный в арабских странах.
@темы: Marvel, фандомная битва, Роберто, фанфики, Торушка